Автор: Harry Cantino
Фэндом: Звездный путь
Категория: слэш
Пейринг: Кирк/Спок
Рейтинг: PG-13
Жанр: фиг его знает. Немного романс, немного экшн, немного hurt/comfort.
Размер: маленький)
Саммари: очередная "мирная миссия". Со всеми вытекающими.
Дисклаймер: персонажи не мои, выгоды не извлекаю
Размещение на других ресурсах: только с разрешения автора
Статус: закончен
читать дальше
– Черт, Спок, штука, которая у него в руках, очень похожа на автомат…
– Вы правы, но…
– Ложись!
Автоматная очередь прошивает низкий красноватый кустарник прямо над ними, и Кирк, задыхаясь от пыли, с силой вжимает голову вулканца в охряный песок. Тот не сопротивляется, но капитан еще несколько секунд удерживает руку на затылке своего старпома, пока не убеждается, что автомат замолчал, во всяком случае, на какое-то время. Наступившая тишина обманчива; она напоминает короткий промежуток между двумя раскатами грома. Человек и вулканец осторожно приподнимают головы и пытаются разглядеть сквозь густые заросли, что происходит по ту сторону кустов.
– Капитан, это выглядит нелогичным. Уровень развития этой цивилизации…
– Спок, не время рассуждать. На ремонт транспортатора Скотти потребуется, как минимум, минут сорок. Тебе не кажется, что в данной ситуации мы имеем право применить фазеры?
– Это спорный вопрос, капитан. Первая директива гласит…
– Спок, я знаю, – раздраженно прерывает Кирк. – Но это идиотизм – просто ждать, пока нас пристрелят.
Конец фразы тонет в колючей россыпи автоматных выстрелов, и теперь уже вулканец прижимает голову человека к земле, остро пахнущей серой и незнакомой растительностью. Туземцы стреляют наугад; их несколько, и они постепенно окружают ненадежное укрытие из веток и листьев, с каждой секундой приближаясь к своей цели.
– Черт, Спок, надо что-то делать. Там, чуть дальше… справа… видишь? Разлом в скале. Если бы мы могли незаметно выбраться отсюда…
– Думаю, что, не найдя нас здесь, они продолжат поиски.
– Да, но на это уйдет время. Давай, Спок, двигайся за мной. Это приказ.
Они осторожно поднимаются с земли, стараясь не производить шума, и под прикрытием кустов короткими перебежками начинают отступать к невысоким скалам. Каменная гряда уже близко; разлом, который может послужить им укрытием, довольно широк, вероятно, это даже можно назвать пещерой. Однако чтобы добраться до нее, им надо пересечь небольшой участок открытого пространства; Кирк на мгновение замирает, оглядываясь на Спока.
– Как только они начнут обшаривать кусты, бежим к разлому.
Спок кивает; они оба напряженно следят за перемещениями туземцев. В какой-то момент Кирк делает едва заметный знак, и оба, чуть пригнувшись, срываются с места.
– Ола, ола! Канде ванг!
Этот резкий окрик за их спинами не оставляет сомнений в том, что они замечены. Упасть на землю, активировать фазер, и плевать на директивы – Кирк не может позволить, чтобы его и Спока пристрелили, как двух загнанных оленей. Он бросает быстрый взгляд назад – и на долю секунды замирает, не успевая осмыслить увиденное.
– Спок, нет!
Дробный звук автоматной очереди бьет по барабанным перепонкам секундой позже, когда вулканец уже лежит на желтом песке, а возле его левого бока бесформенной кляксой расползается влажное темно-зеленое пятно. Эти смертоносные кусочки свинца предназначались Кирку, но в последний момент Спок успел закрыть его собой.
Рука тянется к оружию уже непроизвольно – стрелять на поражение, разнести на атомы мерзавца, который ранил его старпома, но Кирк, стиснув зубы, сдерживает этот инстинктивный порыв. Сейчас есть другие приоритеты. Он должен позаботиться о Споке. Думать некогда, ругать вулканца – тоже; до спасительной пещеры остается несколько шагов. Кирк хватает бесчувственное тело под руки и, пригнувшись как можно ниже, тащит его к разлому. Спустя несколько секунд они уже в укрытии; туземцы бегут следом, и Кирк, не теряя времени на раздумья, делает первое, что приходит в голову – срывает с пояса фазер и начинает яростно буравить сокрушительным лучом острые края разлома. Фазер откалывает от скалы крупные куски твердой породы; в какой-то момент у входа в пещеру начинается настоящий камнепад, а через считанные секунды узкое отверстие завалено полностью, и вряд ли кто-то из аборигенов за этот короткий промежуток времени успевает сообразить, что же произошло. Скорее всего, никто из них даже не предполагает, в чем заключается причина неожиданного обвала.
Впрочем, сейчас Кирку точно не до этого. К черту туземцев, к черту пещеру, к черту Первую директиву. Сейчас самое главное – Спок.
– Эй! – Кирк осторожно приподнимает голову своего старпома, мучительно пытаясь вспомнить, где у вулканцев легче всего прощупывается пульс. Он безрезультатно ощупывает шею, запястья, и, в конце концов, уже почти отчаявшись, прижимает руку к правому боку; с его пересохших губ срывается вздох облегчения. Кажется, он снова начинает верить в свою удачу, ощущая под пальцами быстрое биение вулканского сердца.
– Спок? Спок! Ты меня слышишь?
Вулканец не отвечает, а его голова, лежащая на коленях человека, абсолютно неподвижна. Он без сознания, дыхание рваное и поверхностное; левый бок в крови, и кровь продолжает течь, Кирк чувствует это ладонью. Вокруг темно, словно в глубоком колодце, и в такой темноте не определить, насколько опасна рана. Впрочем, даже если бы здесь было светло, как в операционной, капитану это вряд ли помогло бы. Все, что он может сделать – это попытаться остановить кровотечение.
Одним лихорадочным движением он срывает с себя форменную тунику, плотно сворачивает и крепко прижимает к ране. «Это была моя пуля, моя… Зачем, Спок, зачем?» – в голове как будто вертится испорченная пластинка. Если бы сюда проникало больше света, он мог бы видеть, как золотистая ткань постепенно окрашивается в темно-зеленый цвет. Его пальцы чувствуют теплую влагу; кровь пропитывает ткань пугающе быстро, и Кирк отчаянно стискивает зубы, чтобы не взвыть от собственного бессилия.
– Черт, сколько можно ремонтировать долбанный транспортатор? – эти слова вылетают в пустоту, словно сигнал SOS. Он понимает, что здесь его никто не услышит. Встроенный хронометр на коммуникаторе мучительно медленно отсчитывает секунды. Наверно, им придется торчать здесь еще минут двадцать пять – тридцать. Спок может не выдержать столько.
– Спок, пожалуйста, потерпи. Ты сможешь, я знаю. Надо просто чуть-чуть подождать. Нас поднимут на «Энтерпрайз», и все будет хорошо. Там Боунз…
Кирк хочет верить, что его глупое бормотание сумеет пробиться в сознание вулканца. Наверно, это единственное, что капитан может сделать сейчас. А еще поторопить Скотти. Даже зная, что главный инженер и так делает все, что в его силах.
Подрагивающими пальцами откидывая крышку коммуникатора, Кирк одновременно старается другой рукой удерживать импровизированную повязку на прежнем месте и при этом не ослаблять давления. Пальцы не слушаются, коммуникатор сопротивляется; но вот, наконец, капитану удается справиться с упрямым прибором, и он нервно, но отчетливо произносит в крохотный микрофон:
– Кирк – «Энтерпрайз». Скотти, ты меня слышишь?
– Скотт слушает, – в голосе главного инженера явственно проскальзывает напряжение.
– Скотти, когда ты сможешь нас поднять?
– Капитан, мне нужно еще буквально минут двадцать.
– Скотти, Спок ранен. Двадцать минут – это очень много. Я не знаю, выдержит ли он столько.
Секундная пауза.
– Капитан… я постараюсь закончить как можно быстрее.
Добрый Скотти переживает. И, судя по голосу, хочет спросить что-то еще, но осекается. Сейчас не время для разговоров. Каждая секунда может стать решающей.
Кирк захлопывает коммуникатор и болезненно вглядывается куда-то в темноту, туда, где должно быть лицо Спока. «Пожалуйста, Спок. Ты же сильный, ты же вулканец. Ты не можешь вот так умереть. Это слишком глупо…» Капитан опускает руку и касается гладких коротко остриженных волос старпома, осторожно гладит, словно уговаривая. На ощупь волосы неожиданно мягкие, они щекочут подушечки пальцев, словно шелковые нити; Кирк отмечает это машинально, почти на уровне подсознания. Другой рукой он продолжает крепко прижимать к ране жалкое подобие повязки; ткань уже практически можно выжимать.
– Спок… Я знаю, ты сейчас можешь меня слышать. Вы, вулканцы, такое можете, я читал об этом. Так вот: я запрещаю тебе умирать. Слышишь? Это приказ, ты не можешь ослушаться.
Кирк раньше не предполагал, что может нести подобную чушь. Ему уже приходилось терять друзей, но сейчас… сейчас все по-другому. Он на грани паники. Достаточно какой-то малости, чтобы пересечь эту грань. Он лихорадочно кусает губы и старается дышать глубже, чтобы не растерять остатки самоконтроля.
Странная штука – человеческое восприятие. Когда кто-то постоянно находится рядом с тобой, изо дня в день, из месяца в месяц, рано или поздно ты к этому привыкаешь и начинаешь воспринимать, как должное, а иногда и вовсе перестаешь замечать. Осознание, что этот кто-то тебе нужен, и не просто нужен, а, как воздух, необходим, приходит только тогда, когда ты вдруг понимаешь, что можешь его потерять. Все может изменить одно-единственное мгновение. Чей-то не дрогнувший палец на спусковом крючке. Крохотное, но смертоносное свинцовое жало.
Кирк не допускает подобных мыслей. С ними это не должно случиться. Мир не может быть настолько несправедлив. Страшно даже на секунду представить, что не будет больше их долгих шахматных партий, забавных споров и дружеских бесед. Не будет сдержанно-молчаливой фигуры за его правым плечом и чеканного профиля, словно нарисованного чьей-то невидимой рукой на строгом фоне приборной панели. Не будет скептически вздернутой брови и этой фантомной улыбки, которую, кажется, научился видеть только Кирк – вулканец улыбается одними глазами, и в их темной глубине пляшут теплые искорки. Как ему жить, если все это исчезнет? Его накрывает пугающее понимание, что весь привычный мир просто рухнет, если с ним рядом не будет одного единственного существа. Его первого офицера и лучшего друга.
Нет. Нельзя даже думать об этом.
Капитан медленно, с напряжением выдыхает. Он все еще надеется, что подобная дыхательная техника поможет ему успокоиться. Тишину нарушает еще один звук – словно кто-то выдыхает вместе с ним, или наоборот, судорожно пытается вдохнуть, и вдох выходит неровным и пугающе хриплым.
– Спок?
Под пальцами ощущается легкое движение – вулканец, похоже, приходит в себя, и душа Кирка в тот же миг словно оживает. Конечно, Спок не умрет, он просто не может умереть. Еще секунду назад Кирк боялся самого худшего, а теперь на глаза наворачиваются слезы облегчения. Надежда – воистину самый живучий зверь, обитающий в человеческом сердце.
– Спок! Спок, ты слышишь меня?
– К… Капитан…
Это больше похоже на хрип, чем на человеческую речь, и Кирк всей кожей чувствует, каких мучительных усилий стоит Споку это короткое слово. Его пальцы на ощупь скользят по лицу вулканца и невесомо касаются сухих губ:
– Чшш…. Тихо… Тебе не надо разговаривать.
В течение нескольких секунд тишину нарушает лишь неровное дыхание Спока, а потом Кирк снова начинает говорить, точнее, бормотать, одной рукой осторожно придерживая голову вулканца у себя на коленях:
– Все будет хорошо. Скоро нас поднимут на корабль. Потерпи, пожалуйста, хорошо? Молчи, не отвечай. Береги силы. Пожалуйста, молчи.
Его пальцы чувствуют движение мимических мышц; Спок шевелит губами, вопреки всем предупреждениям мучительно пытаясь что-то произнести. Упрямец. Всегда был упрямцем.
– Тебе не надо говорить, Спок. Просто послушай меня. Ты скажешь мне все, что захочешь, но потом, когда мы будем на «Энтерпрайз».
– Джи… Джим.
Кирк вздрагивает. Его старпом лишь в исключительных случаях называет его по имени. Капитана с головой накрывает новая волна страха.
– Да, Спок…
– Я хочу… чтобы ты знал…
Слова переходят в хрипение, слышно, как вулканец задыхается; Кирка потряхивает, его голос выходит из повиновения и в конце концов превращается в шепот:
– Спок, пожалуйста… Ты скажешь мне все, что я должен знать, но не сейчас. У нас еще будет время, у нас будет очень много времени… Молчи, прошу тебя, не трать силы. Осталось подождать совсем чуть-чуть…
– Джим… я…
Конец фразы тонет в жутком булькающем кашле, и Кирк кончиками пальцев чувствует, что губы вулканца становятся влажными. Горячая липкая влага остро пахнет медью; все тело капитана пробивает ледяная дрожь. Закусив губу, чтобы сдержать подступающую панику, Джим начинает машинально гладить все, что попадается под руку – впалую щеку, твердую скулу, заостренное ухо; движения короткие, рваные, и уже непонятно, кого капитан пытается этим успокоить – Спока или самого себя. Наконец, приступ кашля заканчивается; вулканец больше не двигается и не пытается говорить – в темноте нельзя сказать наверняка, но, видимо, он снова без сознания. Его неподвижность пугает; рука Кирка снова лихорадочно скользит по правому боку старпома и, ощутив слабое биение, на секунду замирает, пытаясь то ли поделиться жизненной силой, то ли донести отчаянную мольбу: «Живи… пожалуйста, живи…» Мысли бьются в унисон с быстрыми неровными толчками, и сейчас для Джима нет ничего важнее этого хрупкого биения. Он прислушивается к частому, прерывистому дыханию, и невольно подстраивается под его неровный, болезненный ритм, словно пытаясь помочь вулканцу сделать следующий вдох. Дыши, Спок, дыши…
Кирк не знает, сколько прошло времени после разговора со Скотти, но он не может больше ждать. Он снова откидывает крышку коммуникатора и хрипло выдыхает:
– Скотти… Это вопрос жизни и смерти…
– Капитан, еще буквально минута… Я уже подключаю… Оставайтесь на связи…
Наконец-то. Это уже почти спасение. Через считанные секунды они будут на корабле, а там новейшее медицинское оборудование и подготовленный к работе в сложнейших условиях медперсонал. А самое главное – там МакКой, и пусть он трижды ворчун и зануда, но он гениальный хирург. Джим кусает губы и снова напряженно слушает дыхание вулканца, которое теперь едва уловимо. «Еще немного, Спок… Только дыши…» Капитану слышно, как Скотт возится с оборудованием, и наконец, словно издалека, доносится его голос:
– Капитан, я не уверен, что подъем будет абсолютно безопасным…
– Плевать, поднимай нас! И срочно бригаду медиков в транспортаторную! Свяжись с МакКоем, пусть он ждет у платформы, даже если сейчас не его дежурство. Скажи, это моя личная просьба.
– Да, сэр.
Кирк захлопывает крышку переговорного устройства, когда его тело, подхваченное лучом транспортатора, уже начинает рассыпаться на атомы, а в следующее мгновение он мягко проваливается в безымянную пустоту.
В медотсеке царят тишина и полумрак; негромкие фоновые звуки, издаваемые приборами, очень быстро становятся привычными, и сознание просто отсекает их, как несущественные. Пациентов немного, и сестра Чепел, сделав обход, еще десять минут назад скрылась за дверью небольшого кабинета, примыкающего к лазарету; теперь Кирк, кажется, единственный, кто бодрствует в этом помещении. Он бросает короткий взгляд на монитор, отображающий жизненные показатели Спока – там все по-прежнему, так же, как и полминуты назад, и пять минут назад, и за полчаса до этого. Кирк не может точно сказать, сколько он здесь сидит. Долго, наверное. Он пришел сюда сразу после альфа-смены и с тех пор никуда не отлучался – два, может, три часа. Он не может заставить себя уйти. Да и зачем? Он никому здесь не мешает, просто тихо сидит рядом с кроватью Спока.
Вулканец бледен, намного бледнее обычного; его кожа кажется отлитой из полупрозрачного воска. Скулы словно стали острее, и сильнее запали щеки, а брови застыли в безразличной и немного пугающей неподвижности. Идеально подстриженная черная челка сбилась на сторону и слегка прилипла ко лбу; волосы за левым ухом испачканы кровью. Но, наверно, самое странное – это щетина. Густая темная щетина, пока еще очень короткая, появившаяся на щеках и подбородке, и придающая Споку сходство с самым обычным человеком. Если, конечно, не смотреть на заостренные кончики ушей и забыть о том, что его сердце бьется справа, а не слева.
МакКой не сомневается, что Спок выживет, и Кирк ему верит. Он всегда ему верит – у него просто нет иного выхода. А сейчас – тем более. Для него важен каждый член его экипажа, за каждого он несет ответственность, но важность именно этой, отдельно взятой, конкретной жизни Джим по-настоящему осознал всего девятнадцать часов назад. Когда у Спока, беспомощно распростертого на биокровати, в первый раз остановилось сердце. Оно останавливалось дважды, и каждый раз Джим думал, что не выдержит этого. Но самое страшное позади, Спок жив, и, значит, Кирк тоже.
Сейчас не время задавать себе вопросы. И не время искать на них ответы. Джим знает, что ответы придут потом, когда, возможно, они будут уже не столь важны. В пестрой круговерти событий осознание слишком часто запаздывает. Стоит ли задумываться над этим? У него никогда не было склонности к самоанализу. Все, что важно для него сейчас – это хрупкое биение нечеловечески быстрого пульса, обозначенное мигающей точкой на мониторе.
Он смотрит на длинные тени от ресниц, неподвижно застывшие на щеках вулканца, и внутри него туго, почти болезненно сжимается что-то, чему он не может дать определения. Он чувствует, что ему нужно, физически необходимо коснуться Спока, хотя бы просто взять за руку. Как будто в этом простом жесте поддержки заключается нечто, способное снять то колоссальное напряжение, которое никак не отпускает его, несмотря на все заверения Боунза, что все будет хорошо. Он должен почувствовать тепло ладони вулканца, хотя бы на секунду. Бросив короткий взгляд на дверь кабинета, он несмело протягивает руку и осторожно касается длинных бледных пальцев. Кожа сухая, гладкая – но это лишь мизерная часть ощущений, которые накатывают волнами, заставляя горло сжиматься, а пульс – пропускать удары. Кирк оказывается не готов к странной, всепоглощающей нежности, которая подступает неожиданно и накрывает целиком, как боль или головокружение. Бороться с этим чувством нет ни сил, ни желания. Он обхватывает пальцы вулканца теперь уже обеими руками, бережно гладит, лихорадочно прижимает к своей щеке и просто отдается ощущениям.
Запах кожи Спока – горячая медь, пустынные травы и что-то еще, горьковато-терпкое и пьянящее, чему нельзя подобрать определение. Твердая, сильная ладонь, такая безвольная и послушная сейчас – словно податливый воск в руках Кирка. Узкое запястье, которое капитан, кажется, мог бы обхватить двумя пальцами; но он знает, насколько обманчива эта внешняя хрупкость. И все это вместе – аромат другой, неземной пустыни, бархат кожи, тепло ладони, твердость и податливость, надежность и сила – все это Спок, его удивительный, потрясающий Спок, самое важное, что есть в жизни Джима. Важнее корабля, важнее карьеры, важнее множества других вещей, которые когда-то раньше казались важными. Чтобы это понять, нужно было просто потерять, пусть и всего на несколько мгновений, в течение которых МакКой делал все возможное и невозможное, чтобы снова заставить биться вулканское сердце.
Постепенно усталость начинает брать свое, и Кирк прикрывает глаза, продолжая прижиматься щекой к руке Спока. Тихий вздох и легкое движение пальцев, едва ощутимое, словно скольжение ветра по коже, заставляют его вздрогнуть и выйти из оцепенения.
– Спок?
Мучительно вздрагивают темные ресницы, тени на щеке трепещут, ломаются, и бледное лицо оживает, разгоняя глупые страхи Кирка спокойным взглядом темно-карих глаз.
– Спок…
Слова застревают в горле, да и нужны ли они? Спок очнулся, и теперь действительно все хорошо, даже больше, чем хорошо. Кирк вдруг осознает, что все еще сжимает руку вулканца в своих ладонях, и на мгновение задается вопросом, как его старпом может истолковать этот жест. Капитан смотрит неуверенно, но руку не отпускает, словно предоставляя Споку самому высвободить ее, если такой контакт покажется ему неуместным.
Однако вулканец не спешит освобождаться от капитанского захвата. Он смотрит внимательно и серьезно, не так, как смотрит человек, едва очнувшийся и не понимающий, что вокруг происходит. Он смотрит так, словно ничуть не удивлен ни обстановкой, ни странным капитанским жестом, как будто не пребывал все это время в беспамятстве, а молчаливо наблюдал за происходящим какой-то частью сознания. Спустя несколько секунд Кирк, набравшись смелости, снова осторожно гладит бледные пальцы, и они отвечают ему слабым пожатием.
– Как ты себя чувствуешь, Спок? Ты всех нас здорово напугал.
– Мое состояние удовлетворительно, капитан.
Голос тих и чуть хрипловат, но просто слышать его – уже настоящее счастье. Почему Кирк раньше этого не понимал? Как можно быть таким слепцом? На лице капитана появляется неуверенная улыбка.
– Рад слышать это.
Спок едва заметно кивает и продолжает молча смотреть. Его пальцы все еще в плену ладоней Кирка, и, похоже, старпому это абсолютно не мешает. Напротив, Джим ощущает странное тепло, рождающееся где-то в районе соприкосновения его кожи с кожей вулканца и постепенно разливающееся по всему телу мягкой, успокаивающей волной. Это удивительно и волшебно, и Кирку совершенно не хочется разрушать очарование момента, но он вдруг вспоминает, что должен сказать нечто важное. И спросить о чем-то, не менее важном. Брови его чуть сдвигаются к переносице, а в голосе появляются твердые интонации:
– Спок… я хочу, чтобы ты выслушал внимательно то, что я сейчас скажу.
– Я слушаю.
– Ты не должен был… делать это. Закрывать меня от пуль. Это не входит в обязанности старшего помощника. Я запрещаю тебе делать нечто подобное в будущем.
– Закрывать вас собой не входило в мои намерения, капитан. Я хотел лишь оттолкнуть вас с линии огня.
Кирк смотрит в безоблачно-карие глаза и какое-то шестое чувство подсказывает ему, что вулканец лжет. Хотя, возможно, сам Спок не назвал бы это ложью, он подобрал бы какое-то другое слово. Он нашел бы своему поступку тысячу логичных объяснений. Но никакие, даже самые удачные, эвфемизмы не изменят сути. Спок в минуту опасности закрыл его собой, и сделал это вполне осознанно, а теперь утверждает, что не собирался этого делать.
Кирк прикусывает губу. Что ж… Значит, придется вернуться к этому вопросу позже. Ему не хочется спорить с вулканцем сейчас.
На несколько минут вновь воцаряется тишина. Капитан, обдумывая, как лучше перейти к следующей интересующей его теме, неожиданно для самого себя начинает мягкими круговыми движениями поглаживать костяшки пальцев Спока, и волна волшебного тепла, рождающаяся в месте соприкосновения их рук, усиливается в разы. Это ощущение завораживает, но даже при всем желании Кирк не может дать ему сколько-нибудь вразумительное объяснение. Очередной вулканский фокус? Черт его знает. Он с трудом выныривает на поверхность и мучительно пытается сосредоточиться, потому что следующий вопрос для него не менее важен:
– Спок… я хотел бы кое о чем спросить.
– Я слушаю, капитан.
Кирк чувствует, как предательски потеют ладони.
– Там, в пещере… когда тебя ранили… ты пытался мне что-то сказать. Кажется, это было что-то важное.
Очередной безоблачный взгляд из-под черных ресниц.
– Когда именно?
– Когда Скотти ремонтировал транспортатор. Когда ты, черт возьми, истекал кровью у меня на глазах!
Легкий кивок.
– Полагаю, я понял, о чем речь, капитан.
Кирк смотрит с некоторым недоверием.
– Да?
– Думаю, да. Я не могу точно вспомнить, что именно я тогда говорил, но могу предположить, что, будучи в полубессознательном состоянии, просто озвучивал то, что синтезировало мое затуманенное сознание. Обычно это называют бредом.
Кирк поджимает губы. Сейчас он может поклясться чем угодно, что Спок просто уходит от ответа. Вулканец отлично помнит, что он хотел сказать тогда. И то, что он помнит, но почему-то не хочет или не готов озвучить, плещется в глубине его завораживающе карих глаз. Почему, Спок? Неужели это так трудно произнести? Ведь ты готов был сказать это там, в пещере, думая, что умираешь. Так почему не сказать это здесь и сейчас? В чем тут логика? Кирк сильнее сжимает тонкие пальцы старпома и получает в ответ новую волну опьяняющего тепла. Заговорить удается с трудом, но капитан упрям и делает еще одну попытку прояснить ситуацию:
– Бред? Разве у вулканцев бывает бред?
– Разумеется.
Выражение лица Кирка явно обозначает сомнение. Спок не отводит взгляда, и капитан знает, что спорить с ним бесполезно. Единственное, что примиряет с этой ложью – то восхитительное ощущение, которое, рождаясь в их переплетенных пальцах, постепенно добирается до самого сердца и согревает его изнутри, подобно маленькому жаркому солнцу. Кирк начинает смутно осознавать, что прямо сейчас между ними происходит что-то особенное, просто он пока не может понять, что именно. Но он разберется. Обязательно разберется.
Капитан не слышит шагов у себя за спиной, и голос МакКоя раздается прямо над ухом совершенно неожиданно:
– Джим, я хотел тебя предупредить…
Подойдя ближе и увидев, что остроухий пациент очнулся, доктор осекается. Он медленно переводит взгляд со Спока на капитана, который успевает выпустить руку старпома и даже придать лицу почти нейтральное выражение, а затем обратно, и по его губам пробегает кривоватая ухмылка.
– Как вы себя чувствуете, мистер Спок?
– Вполне удовлетворительно, спасибо, доктор.
Голос старпома приобретает знакомые завуалированно ироничные интонации. МакКой изучает показания приборов и удовлетворенно кивает.
– Могу я поинтересоваться, как вы вышли из целительного транса, мистер Спок? Я как раз хотел предупредить Джима, что, возможно, ему придется ударить вас, чтобы помочь очнуться, и собирался объяснить ему кое-какие тонкости вулканской физиологии.
Кирк смотрит на доктора, слегка округлив глаза.
– Ударить? Спока? Но зачем?
На подвижном лице МакКоя появляется хитрое выражение.
– Видишь ли, Джим, когда организм вулканца получает серьезные повреждения, он впадает в целительный транс и бросает все силы на то, чтобы излечиться. Однако в этом состоянии сознание не отключается полностью, оно фиксирует почти все, что происходит вокруг. И, поскольку вулканец не может выйти из транса без посторонней помощи, в определенный момент он просит того, кто находится рядом, ударить его, или оказать какое-либо иное сильное физическое воздействие, чтобы прийти в себя.
Кирк все еще смотрит непонимающе, но где-то на задворках сознания идет активная работа. «Сознание не отключается полностью… сильное физическое воздействие… Какое воздействие? Ничего не понимаю… Что именно помогло ему очнуться? Я же просто гладил его руку…»
Спок смотрит на доктора безо всякого выражения, но от этого взгляда почему-то хочется спрятаться. Впрочем, МакКой не был бы МакКоем, если бы поддался этому молчаливому гипнозу.
– Так что ты сделал, Джим? Неужели пощекотал своего невозмутимого старопома? Не знал, что вулканцы боятся щекотки.
Взгляд Спока испепелил бы доктора, если бы обладал таким даром.
– Капитан сделал то, что в данных обстоятельствах было вполне логичным, и, полагаю, раз это привело к положительному результату, вам не обязательно знать подробности.
Глаза МакКоя искрятся нескрываемым весельем, и он кивает с наигранной серьезностью.
– Конечно, мистер Спок. – Доктор оборачивается к Джиму. – Капитан, можно вас на минутку?
Последняя фраза сказана подчеркнуто официальным тоном, не особенно характерным для данного человеческого индивидуума. Спок настораживается и бросает внимательный взгляд на Кирка, но не комментирует. Немая сцена продолжается секунд пять, после чего МакКой довольно бесцеремонно утаскивает Джима в свой кабинет. Спок беспомощно смотрит им вслед и старательно убеждает себя, что вулканцы не нервничают.
– Чего ты хочешь от меня, Боунз? – раздраженно вопрошает капитан, едва они оказываются за закрытой дверью. На его лице читается непонимание с примесью недовольства, а руки все еще слегка подрагивают от того волшебного ощущения, которое дарили пальцы Спока. Если бы кто-то сейчас сказал ему, что лучшее место во Вселенной находится отнюдь не в лазарете рядом с койкой его старпома, он бы точно не поверил.
– Я хочу открыть тебе глаза, Джим.
– Ты о чем?
– О твоем вулканце. Я думаю, тебя заинтересует кое-какая информация из учебника по вулканской физиологии.
Джим смотрит настороженно.
– А именно?
– Вулканца можно вывести из транса двумя способами. Только двумя. Тебе не интересно, какими?
По лицу Кирка пробегает нетерпеливая гримаса.
– Ну, о первом ты мне уже сообщил. Не бил я его, Боунз. Ты что, сомневаешься?
Усмешка МакКоя ясно говорит о том, что он не сомневается.
– Что ты, Джим. Как я мог подумать такое. Особенно если учесть, что второй способ значительно интереснее.
Кирк начинает терять терпение.
– И в чем заключается этот способ?
– Он заключается в поцелуе.
Капитан смотрит на доктора, как на ненормального.
– Что? Ты в своем уме, Боунз? Я не целовал Спока!
МакКой кивает.
– В человеческом понимании – нет. Наверно, ты будешь удивлен, если я скажу, что вулканцы целуются при помощи пальцев.
Очумело застывший Кирк собирается еще что-то сказать, но уже, скорее, по инерции. Слова МакКоя неожиданно расставляют все по своим местам, и на душе становится удивительно легко. Странное чувство.
Смешавшись под пристальным взглядом доктора, Кирк резко отодвигает стул и тут же задвигает его обратно; скрежет пластиковых ножек режет слух и заставляет МакКоя недовольно поморщиться.
– Никогда не слышал подобной чуши, – выпаливает Джим и, резко распахнув дверь, буквально вылетает из кабинета. Уже находясь по другую сторону двери, капитан слышит смех доктора, но не чувствует злости. Его переполняет совершенно необъяснимое, но удивительно яркое ощущение, которому он пока не готов дать название. Да и надо ли?
– А ведь ты еще не все знаешь, Джим, – бормочет себе под нос Боунз, оставшись в одиночестве и задумчиво глядя на зеленое содержимое одной из пробирок. – Можно сказать, ты пока не знаешь самого главного. Разбудить вулканца с помощью поцелуя может далеко не каждый. На это способен только его избранник. Тот, кого он рано или поздно назовет «Т’хай’ла».